- Главное – успокоиться. У с п о к о и т ь с я.
Зачем произносить свои мысли вслух? Только для того, чтобы убедить себя. И никого другого. Другим не нужны твои мысли, не нужны абсолютно… А вот тебе нужно от них избавиться, не выливая в окружающую среду. Значит, сказать что-то невзначай, бросить в пустоту, но бросить уверенно и твердо, с тихой ясностью в голосе, низком, чуть хрипловатым. Почему он такой? Такой странный, непривычный, до сих пор непривычный? Уже пора бы понять, что он всегда будет таким, всегда будет здесь, с тобой, наверное, даже внутри, если можно так сказать, подумать. Нет, это не о голосе. Это о нем, этом самоуверенном наглеце, перевернувшем все с ног на голову, разбившем устоявшиеся понятия!
Вика раздраженно перевернулась на спину, стукнув по стене кулаком. Стене было наплевать. Да, она, конечно, хранила эмоции всех, кто жил тут до Валялкиной, мысли всех, кто бил по ней, не зная, как успокоить себя, кто хотел одним ударом заставить стену расколоться. Ей было безразлично – такова судьба, таково предназначение. Она отозвалась глухим стуком, рассыпавшимся по пустому помещению почти звоном. Или  это уже слух обострился до предела?
Виктория выдохнула, прикрывая устало глаза. Откуда все это взялось? Ведь не задумывалась она в последние три недели, к чему приведут эти странные отношения, которые трудно назвать отношениями! Отношения – это что-то официальное, почти узаконенное и подтвержденное подписью. Мажущей ручкой на листке в клетку, а еще там наверняка была бы причудливая рожица или нелепое сердечко, кривое, пустое… Но не было. Ни слова. Никогда не обсуждалась сия тема, никогда даже язык не поворачивался, чтобы завести трудный разговор! Действительно трудный, ибо Валялкина, от роду не имевшая никаких отношений, закончила бы все разрывом, шепча что-то невнятное заплетающимся языком. И терялась уверенность, и терялись буквы, словно алфавит не был выучен в первом классе, еще у лопухоидов.
С Горьяновым все происходило наоборот. Он просто появлялся, всегда появлялся, застывал на пороге, привычно уткнувшись лбом в косяк, тепло улыбался, не теряя своего характера даже в этой улыбке. А еще от него нещадно пахло апельсинами, без которых Вика уже и  жить не могла. Она привычно оборачивалась в поисках юноши, едва услышав кисло-сладкий аромат. Терпкий. И удивлялась, когда не находила того, кого искала.
Но Вика больше не могла так. Нужно было определяться, нужно было как-то официально оформить то, что происходило. Нужно было сказать. Или разбежаться. Второй вариант нравился Валялкиной больше, особенно если учесть то, что Вика ввязалась в эти странные отношения из-за очередного спора. Добилась ли внимания? Добилась. Спор выиграла? Да. Он, кажется, что-то испытывает к ней?
Девушка нахмурилась, дотронувшись тонкими пальцами лба.
- Испытывает? – хрипло произнесла она. Снова вслух, чтобы точно ответить, а не увернуться, заплутав в течениях сознания, заблудившись в тайных коридорах… С губ летит вниз тяжелый вздох. Почему? Кто бы еще знал! Было бы ох как прекрасно! А так – только злость. И ничего больше. Нет, эта непонятная связь определенно лишала Валялкину всех ее черт, делала безвольной девочкой, одно лишь "но": она абсолютно не знала, что думает сам Горьянов. А б с о л ю т н о. Это уже даже не раздражало – это пугало, откровенно пугало, заставляя перебирать в памяти все встречи, которые, как специально, помнились до мельчайших подробностей.
- Все же, наверное, расстаться. И не мучить себя. И его, может, - снова удар по стене. От безысходности, от злости, нелепой обиды. Уверенно отбросив все мысли в дальний угол сознания, Вика попыталась выровнять дыхание. Сейчас ведь он придет – она уже чувствовала, она уже видела, как его голова склоняется к косяку, она ощущала, как ноздри щекочет аромат апельсинов…
- С этим нужно что-то делать, - пробормотала девушка, садясь на кровати, поджав под себя ноги. Волосы упали на лицо, шоколадно-рыжей волной застилая глаза.
Все будет хорошо.
Какая пустая мысль.

Один, два, три ... Ну где же? Четыре ...
Валялкина считала медленно, нарочито растягивая звуки, рассыпавшиеся в сознании. Она уже чувствовала, что он рядом. И кровь быстрее побежала по венам, и дыхание стало прерываться, и пальцы дернулись в мелкой дрожи... Ну почему, почему он так влияет на эту самоуверенную девчонку, которой вообще наплевать на всё и всех, если барть по большому счету? Которой нужны лишь споры и победы, что с легкостью разместятся на полупустых полках в комнате...
В жизни всегда все происходит именно так, а не наоборот. Мы предполагаем одно, строим планы, а судьба разбивает все мысли, выветривая их из головы сквозным потоком холодного воздуха. Ведь Вика хотела просто игры, просто добиться слов "я тебя люблю", а после саркастично рассмеяться и, легко потрепав по щеке, отправить парня восвояси. Кто просил выбирать Горьянова для сей мелкой роли? Он ведь совсем не мелкий. Он ...
Десять
Выдохнула, пытаясь выровнять дыхание. Главное, чтобы он не видел, что она чувствует, не прочел в смущенном выражении лица, не увидел в отражении вдумчивых глаз. Ведь зачем открываться, если не знаешь, нужна ли ему?
- Ничем, - дернулась. Получилось рвано, хрипло, визгливо. Оказывается, если так нервничать, почти пропадает голос. Нужно запомнить, чтобы не повторить ошибки. Людям свойственно повторять ошибки, причем самые элементарные и глупые повторяются с завидным постоянством...
Привычно проследила за взглядом, стараясь не поворачивать голову в сторону Вениамина. Интересно, Бог вообще думает, кого создает там, наверху? Таких, как Горьянов, нельзя выпускать на землю - нужно пощадить смертных людей. Даже магов. Даже сильных и упрямых магов, которые годами не поддавались на любовную провокацию. Вика нервно сглотнула, поняв, что нужно говорить, уверенно говорить, твердо, спокойно, своим довольно низким голосом:
- Ну ты же знаешь, что учеба - моя определенная страсть, - рассмеялась девушка, радуясь разрядке. Голос не показался резким; он вновь был мягким и мелодичным, таким успокаивающим и теплым. Наверное, главная черта, которую окружающие могли воспринять положительно. Почему-то люди любят такие голоса, они внушают доверие, разливают по телу почти осязаемое спокойствие, а на лице вызывают ленивую улыбку.
Ленивая улыбка. Теплая, очень-очень теплая ...
Валялкина внезапно повернулась в сторону Вениамина, ища на его лице ту самую улыбку. Нашла. Но она была натянутой, а руки парня определенно не находили себе места.
Нервничает?
Вика вспыхнула, заливая оливковую кожу тонкой дымкой румянца. Чуть багряного, местами выделявшегося ярче. Этот румянец выдавал ее с головой, благо, Горьянов стоял за спиной. Нет, уже не стоял - сидел, ловко перехватив Вику, усадив ее к себе на колени. Девушка сжалась. Она всегда сжималась, когда он вдруг становился таким. Таким, каким никто не был с ней. Свободной рукой Вениамин упрямо взлохматил волосы, прекрасно зная, как реагирует Вика на подобные жесты, прекрасно зная, что ему она позволяет все. Сегодня Вика не начнет пустой скандал. Слишком много переживаний, слишком много метаний, слишком сложен выбор. Сегодня еще есть этот выбор: быть с ним или быть с принципами. Почему нельзя совместить? Сделать исключение? Валялкина не знала, совсем не знала, иначе бы уже давно пошла по этому третьему пути, самому простому и позорному, но самому теплому...
Девушка, выдохнув, быстро положила тонкие руки поверх рук парня. Тепло. Назойливое слово, назойливое определение, которое вряд ли кто-то применял по отношению к Вениамину Горьянову. Ей было плевать. Абсолютно.
- Ты считаешь, что я похожа на ту бедняжку? - шепнула Вика, уткнувшись лицом ему в шею. Пахло парфюмом. Безупречно, как и всегда. Не придерешься. - Может, обидеться? Как думаешь? - нарочно растягивала слова Валялкина, нарочно уходила от темы.
Может, обойдется?
Как много сегодня пустых мыслей.

Отредактировано Виктория Валялкина (2009-12-24 01:22:38)